KINUTA PARK

Глава 5. Вверх по течению

Часть 2

​

То, что он сейчас сказал, можно было счесть и просто объяснением того, как Бойцу полагается относиться к Жертве: всегда оставаться безраздельно верным. Но Рицке здесь увиделось больше. Ему показалось, что Соби через щель в броне приоткрыл свои живые чувства, и это было радостно.

Рицка не собирался осуждать его за то, что он выполнил приказ Сэймея. Он только хотел узнать, что сам Соби чувствует по этому поводу.

— Соби, — Рицка ухватил вялые руки Соби, заглянул ему в лицо и, поймав взгляд, продолжил: — Сэрё оказался вовсе не моим Бойцом, — произнося это, он заново разбередил едва затянувшуюся рану. — Сэймей оставил мне тебя, ты сейчас мой Боец, а я взял и поверил Сэрё, когда тот вдруг появился.

Рицке было не на кого положиться, хотелось верить во что-нибудь. Хотелось, чтобы их с Сэрё связывали узы Бойца и Жертвы. А ведь настоящая опора всё время была гораздо ближе.

— Надо мне было сразу посоветоваться с тобой, когда Сэрё заявил, что он Боец Loveless. Извини меня, — Рицка покаянно склонил голову.

— Рицка?.. — Соби не ожидал от него извинений и смотрел округлившимися глазами, не находясь с ответом.

— Ты говоришь, что я пострадал из-за тебя, но ты из-за меня тоже, наверное, много настрадался.

— Рицка, ты меня прощаешь? — перебил Соби голосом слабым, словно готовым раствориться в темноте.

— Простишь тебя, когда ты даже на вопросы не хочешь отвечать.

Рицке было не узнать правды, пока Соби не расскажет её как очевидец. Но всё-таки он верил, что были какие-то обстоятельства. Верил в Соби. И в Сэймея.

— Тебе со мной плохо?

Соби на прямой вопрос замотал головой.

— Значит, так и останемся, — проговорил Рицка, обращаясь больше сам к себе.

Боец Loveless ещё мог когда-нибудь появиться, на сей раз по-настоящему. Но время, оставшееся до этого дня, сколько бы его ни было, Рицка решил провести рядом с Соби, не увиливая от собственных чувств.

День за днём сегодняшнее становится прошедшим и превращается в воспоминания. Прошлое для Рицки было клубком из самого ценного, что не хочется забывать. Проговаривая, сохраняя, накапливая его, Рицка получал возможность удерживаться в настоящем.

А вот для Сэрё и Сидзуку прошлое — тяжёлый чёрный сгусток, то, что хотелось бы забыть, но не получается. Каждое воспоминание о нём бередило раны души и оттаскивало их обоих назад, не давало им жить сегодняшним днём. Поэтому Рицка отчасти понимал их желание взять реванш — они надеялись так разделаться с неизгладимым прошлым. Но он сомневался, принесёт ли им это настоящий покой.

— Неужели нельзя обойтись без мести? Как-нибудь так, чтобы не сражаться, — пробормотал он со вздохом. Соби на это ничего не ответил.

Рицка ушёл домой один. Соби изо всех сил рвался его провожать, но Рицка остановил его приказом. Ёджи и Нацуо давно легли, их сморило сразу же, как они закончили хлопотать вокруг Рицки.

Соби остался один смотреть в окно, на тёмное небо без луны и звёзд, и вспоминать давнюю битву с Сэрё. Не нужно было даже закрывать глаза, достаточно приглядеться к темноте, чтобы прошлое ожило. Соби до сих пор помнил всё до мелочей.

Даже не так: разве он мог забыть? Забыть, как он нанёс такую незаживающую рану.

На вопрос Рицки о раскаянии он ответил искренне, без притворства. Он не считал, что приказу Сэймея не следовало подчиниться. Боец всегда, при любых условиях, выполняет приказы Жертвы. В этом отношении ничего не изменилось с той минуты, как он узнал, что его Жертвой будет Сэймей. С той минуты, когда Сэймей протянул ему руку, желая повелевать, а Соби по своей воле за неё взялся, поклялся всецело посвятить себя Сэймею и начал следовать за ним.

И тем не менее Рицка не гнал его от себя, а хотел оставить Бойцом. Выдержал из-за Соби столько душевной и телесной боли, но всё-таки простил его и разрешил быть рядом. Отчего?.. Соби не мог этого понять. Ведь их объединяло только завещание Сэймея, Связи между ними не было, а Имена различались.

Несмотря на это — нет, именно из-за этого, — Соби чувствовал к Рицке глубочайшую нежность. Маленькая Жертва, которую ему доверил Сэймей...

— Сэймей, — с губ Соби слетело имя прошлого хозяина.

Была ли в этом слове мольба о помощи или ненависть?


***

— Ну и чудеса, Со-тян уже здесь среди бела дня!

С этими словами появился Кайдо Кио: нарядный, будто картинка из молодёжного журнала, балагур, каждую фразу как бы приправляющий восклицательными знаками и сердечками. Однокурсник Соби и его более-менее единственный друг, который сам говорил, что «относится к Со-тяну как к родному мужу».

Кио уже с порога мастерской безошибочно заметил, что Соби на себя не похож.

— Агацума пришел раньше всех, да так и сидит уже целое утро, — прошептала ему на ухо одна из студенток и изобразила взглядом, что лучше к нему сейчас не лезть.

На полу был расстелен лист бумаги, а Соби сидел над ним понурившись, безжизненный, словно изваяние. Только вблизи было видно, как подрагивают пальцы — так сильно он стиснул кисточку, вжав её неподвижно в чашечку с краской.

— Не хотите ли, уважаемый, начать день с чупа-чупса?

Кио ткнул леденец Соби под нос и нарочито шумно уселся рядом. Взглянув на лист, он увидел, по обыкновению, бабочек.

Соби утверждал, что не любит их, но охотно изображал. От внимания Кио не ускользала напряжённость, с которой Соби рисовал бабочек и цветы, но из-за чего происходит эта внутренняя борьба, он не знал.

— А, Кио...

Медленно, словно только что проснувшись, Соби поднял рассеянный взгляд, заметил леденец, протянутый Кио, и машинально его взял.

— Доброго утречка, Со-тян, — поздоровался Кио, сунув в рот такой же чупа-чупс, но Соби больше на него не смотрел.

Кио отметил про себя, что дела нынче довольно паршивые, но старательно не подавал вида. Обычно Соби выглядел взрослее своих лет — вернее, не по возрасту странно-спокойным, — но иногда внезапно впадал в детство.

Казалось бы, судьба одарила Соби щедрее окружающих и внешностью, и талантом живописца, и ещё много чем, но в глазах Кио он иногда превращался в одинокого, растерянного ребёнка. Причём засада в том, что вывести его из этого состояния было невозможно. Даже разговаривать бесполезно — тот не слушал, от любого тепла и ласки отворачивался и замыкался в своей скорлупе.

Теперь такое случалось реже, а вот пока был жив Сэймей, Кио едва ли не каждый день наблюдал Соби в этом состоянии. Воспоминания казались давними, хотя вообще-то прошло не так много времени. Точно: Соби был таким до тех пор, пока не познакомился с Рицкой.

— Вот скажи, Кио...

— А? Что такое, Со-тян?

Кио настроился на то, что и теперь борьба за Соби растянется всерьёз и надолго, и когда тот заговорил, вздрогнул от неожиданности. Он торопливо обернулся. Соби сидел, уставившись в пространство, так и держа леденец, который дал ему Кио.

Неужели послышалось? Кио посмотрел на чашку с краской возле колен Соби, тёмно-багровой, будто кровь, и вздохнул.

— Как стереть прошлое?

Кио встрепенулся на новую реплику Соби и заглянул ему в лицо. Тот, казалось, не шевельнулся ни на миллиметр, но его слова уже нельзя было списать на обман слуха. Вот только они были не из тех, на которые можно ответить: «Да очень просто», не переставая улыбаться во весь рот, чтобы его ободрить. Кио напряжённо замер.

Ему, в сущности, было не слишком интересно, что заставило Соби задать такой вопрос. Он видел свой долг в другом: взять любимого приятеля за руку и, как маленького ребёнка, вывести оттуда, где он заплутал.

— Можно, например, закрасить.

— Что?

Кио увидел, как Соби превратился из статуи в человека.

— Ты говоришь стереть, но ведь главное — чтобы его не было видно, так? Значит, надо налепить сверху побольше всякого хорошего и радостного. Если традиционные пигменты не спасают, зайди на соседнюю кафедру, попроси масляных красок и замажь толстым слоем.

Соби молчал.

— А ещё вот как можно! — с торжествующей хитрой ухмылкой продолжал Кио. — Взять сусальное золото, которое обычно отщипываешь по крошке, потому что считаешь в уме, сколько стоит каждый листик. И всё вызолотить так, что будет больно смотреть. Как тебе идея? По-моему, для курса японской живописи самое то!

Кио оживился, как будто не другу советовал, а сам для себя нашёл способ справляться с неприятными чувствами.

— Ясно...

— Ага.

— Спасибо, Кио.

— Оплату принимаю натурой.

Проходной, мимолетный разговор: один поблагодарил, другой отшутился. Кио и не ждал ничего большего, именно это его и устраивало.

— Я не особо верю, когда люди берутся кому-то помогать, — начал Кио без предисловий; Соби то ли слушал, то ли нет, его лицо оставалось неподвижным. — Хоть будь он сто раз любимый. Свои обстоятельства каждый знает только сам и живёт в них сам. Ещё не факт, что будет польза, если кто-то, кто шёл мимо, влезет помогать. Для начала с собственной бы жизнью разобраться.

Соби не отвечал ни да, ни нет.

— И какой бы у тебя ни был несчастный вид, я ничего поделать не могу, пусть я и рядом.

Соби хотел было сказать, что Кио только что оказал ему самую настоящую помощь, но передумал: решил, что это будет некстати.

— Если я что полезного и могу сделать, так это... — тут Кио взял Соби за плечи и приблизил своё лицо почти вплотную к его. Соби не вырывался, лишь настороженно смотрел, и Кио расхохотался от этой вялой реакции: — Оставаться собой, жить на всю катушку и никуда не деваться!

Стиснутые губы Соби невольно дрогнули в улыбке: Кио удалось-таки его подбодрить в своём стиле, слегка бесцеремонно, но с настоящей заботой. Кио говорил об этом как о чём-то простом, но оставаться собой, пожалуй, гораздо труднее, чем непрерывно меняться.

— Красиво рассуждаешь, Кио. Я аж влюбился.

— Однако я крут! Слышали? Все слышали, что мне сейчас сказали?! — Кио изобразил бурное ликование на радость однокурсникам, которые, конечно, украдкой наблюдали за разговором.

Соби смог даже пошутить, но на его плечах всё равно продолжал висеть какой-то груз. Кио печально посмотрел на него, потом встал и, ничего больше не говоря, поспешил поздороваться ещё с одним приятелем, который только что вошёл.

Краем глаза он отметил, что Соби, оставшись один, сунул чупа-чупс в карман и достал сигареты, и вздохнул с некоторым облегчением.

Кио считал, что неправильно садиться на тонущий корабль, чтобы разделить с товарищем боль и горе. Гораздо лучше твёрдо стоять на суше и с берега протягивать руку помощи. Если мысли Соби где-то витают, надо не вцепляться в него, разворачивая насильно, а терпеливо ждать, пока он сам обратит на Кио внимание.

Даже перспектива ждать до скончания века его уже не пугала. Достаточно напоминать время от времени, что он никуда не делся, а с остальным Соби как-нибудь сам справится.